Неточные совпадения
Хлестаков. А мне нравится здешний городок. Конечно,
не так многолюдно — ну что ж? Ведь это
не столица.
Не правда
ли, ведь это
не столица?
Аммос Федорович. Помилуйте, как можно! и без того это
такая честь… Конечно, слабыми моими силами, рвением и усердием к начальству… постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и руки по швам.)
Не смею более беспокоить своим присутствием.
Не будет
ли какого приказанья?
Так немножко прошелся, думал,
не пройдет
ли аппетит, — нет, черт возьми,
не проходит.
Городничий (с неудовольствием).А,
не до слов теперь! Знаете
ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали,
так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его
не тронь. «Мы, говорит, и дворянам
не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Почтмейстер.
Так точно-с. (Встает, вытягивается и придерживает шпагу.)
Не смея долее беспокоить своим присутствием…
Не будет
ли какого замечания по части почтового управления?
Голос городничего.
Так, по крайней мере, чем-нибудь застлать, хотя бы ковриком.
Не прикажете
ли, я велю подать коврик?
Хлестаков. Чрезвычайно неприятна. Привыкши жить, comprenez vous [понимаете
ли (фр.).], в свете и вдруг очутиться в дороге: грязные трактиры, мрак невежества… Если б, признаюсь,
не такой случай, который меня… (посматривает на Анну Андреевну и рисуется перед ней)
так вознаградил за всё…
Артемий Филиппович. Вот и смотритель здешнего училища… Я
не знаю, как могло начальство поверить ему
такую должность: он хуже, чем якобинец, и
такие внушает юношеству неблагонамеренные правила, что даже выразить трудно.
Не прикажете
ли, я все это изложу лучше на бумаге?
Хлестаков. Я, признаюсь, рад, что вы одного мнения со мною. Меня, конечно, назовут странным, но уж у меня
такой характер. (Глядя в глаза ему, говорит про себя.)А попрошу-ка я у этого почтмейстера взаймы! (Вслух.)Какой странный со мною случай: в дороге совершенно издержался.
Не можете
ли вы мне дать триста рублей взаймы?
)Мы, прохаживаясь по делам должности, вот с Петром Ивановичем Добчинским, здешним помещиком, зашли нарочно в гостиницу, чтобы осведомиться, хорошо
ли содержатся проезжающие, потому что я
не так, как иной городничий, которому ни до чего дела нет; но я, я, кроме должности, еще по христианскому человеколюбию хочу, чтоб всякому смертному оказывался хороший прием, — и вот, как будто в награду, случай доставил
такое приятное знакомство.
Хлестаков. Для
такой прекрасной особы, как вы. Осмелюсь
ли быть
так счастлив, чтобы предложить вам стул? Но нет, вам должно
не стул, а трон.
Солдат опять с прошением.
Вершками раны смерили
И оценили каждую
Чуть-чуть
не в медный грош.
Так мерил пристав следственный
Побои на подравшихся
На рынке мужиках:
«Под правым глазом ссадина
Величиной с двугривенный,
В средине лба пробоина
В целковый. Итого:
На рубль пятнадцать с деньгою
Побоев…» Приравняем
лиК побоищу базарному
Войну под Севастополем,
Где лил солдатик кровь?
«Ну полно, полно, миленький!
Ну,
не сердись! — за валиком
Неподалеку слышится. —
Я ничего… пойдем!»
Такая ночь бедовая!
Направо
ли, налево
лиС дороги поглядишь:
Идут дружненько парочки,
Не к той
ли роще правятся?
Та роща манит всякого,
В той роще голосистые
Соловушки поют…
Помалчивали странники,
Покамест бабы прочие
Не поушли вперед,
Потом поклон отвесили:
«Мы люди чужестранные,
У нас забота есть,
Такая ли заботушка,
Что из домов повыжила,
С работой раздружила нас,
Отбила от еды.
— Коли всем миром велено:
«Бей!» — стало, есть за что! —
Прикрикнул Влас на странников. —
Не ветрогоны тисковцы,
Давно
ли там десятого
Пороли?..
Не до шуток им.
Гнусь-человек! —
Не бить его,
Так уж кого и бить?
Не нам одним наказано:
От Тискова по Волге-то
Тут деревень четырнадцать, —
Чай, через все четырнадцать
Прогнали, как сквозь строй...
Бурмистр потупил голову,
— Как приказать изволите!
Два-три денька хорошие,
И сено вашей милости
Все уберем, Бог даст!
Не правда
ли, ребятушки?.. —
(Бурмистр воротит к барщине
Широкое лицо.)
За барщину ответила
Проворная Орефьевна,
Бурмистрова кума:
— Вестимо
так, Клим Яковлич.
Покуда вёдро держится,
Убрать бы сено барское,
А наше — подождет!
Такие сказы чудные
Посыпались… И диво
ли?
Ходить далеко за́ словом
Не надо — всё прописано
На собственной спине.
—
Не то еще услышите,
Как до утра пробудете:
Отсюда версты три
Есть дьякон… тоже с голосом…
Так вот они затеяли
По-своему здороваться
На утренней заре.
На башню как подымется
Да рявкнет наш: «Здо-ро-во
лиЖи-вешь, о-тец И-пат?»
Так стекла затрещат!
А тот ему, оттуда-то:
— Здо-ро-во, наш со-ло-ву-шко!
Жду вод-ку пить! — «И-ду!..»
«Иду»-то это в воздухе
Час целый откликается…
Такие жеребцы!..
Г-жа Простакова (обробев и иструсясь). Как! Это ты! Ты, батюшка! Гость наш бесценный! Ах, я дура бессчетная! Да
так ли бы надобно было встретить отца родного, на которого вся надежда, который у нас один, как порох в глазе. Батюшка! Прости меня. Я дура. Образумиться
не могу. Где муж? Где сын? Как в пустой дом приехал! Наказание Божие! Все обезумели. Девка! Девка! Палашка! Девка!
Скотинин. Да с ним на роду вот что случилось. Верхом на борзом иноходце разбежался он хмельной в каменны ворота. Мужик был рослый, ворота низки, забыл наклониться. Как хватит себя лбом о притолоку, индо пригнуло дядю к похвям потылицею, и бодрый конь вынес его из ворот к крыльцу навзничь. Я хотел бы знать, есть
ли на свете ученый лоб, который бы от
такого тумака
не развалился; а дядя, вечная ему память, протрезвясь, спросил только, целы
ли ворота?
Скотинин. Что ж я
не вижу моей невесты? Где она? Ввечеру быть уже сговору,
так не пора
ли ей сказать, что выдают ее замуж?
Г-жа Простакова. Милость Божия к нам, что удалось. Ничего
так не желаю, как отеческой его милости к Митрофанушке. Софьюшка, душа моя!
не изволишь
ли посмотреть дядюшкиной комнаты?
Не забудем, что летописец преимущественно ведет речь о
так называемой черни, которая и доселе считается стоящею как бы вне пределов истории. С одной стороны, его умственному взору представляется сила, подкравшаяся издалека и успевшая организоваться и окрепнуть, с другой — рассыпавшиеся по углам и всегда застигаемые врасплох людишки и сироты. Возможно
ли какое-нибудь сомнение насчет характера отношений, которые имеют возникнуть из сопоставления стихий столь противоположных?
Уподобив себя вечным должникам, находящимся во власти вечных кредиторов, они рассудили, что на свете бывают всякие кредиторы: и разумные и неразумные. Разумный кредитор помогает должнику выйти из стесненных обстоятельств и в вознаграждение за свою разумность получает свой долг. Неразумный кредитор сажает должника в острог или непрерывно сечет его и в вознаграждение
не получает ничего. Рассудив
таким образом, глуповцы стали ждать,
не сделаются
ли все кредиторы разумными? И ждут до сего дня.
6. Посему: ежели кто из обывателей прегрешит, то
не тотчас
такого усекновению предавать, но прилежно рассматривать,
не простирается
ли и на него российских законов действие и покровительство.
Таким образом, употребив первоначально меру кротости, градоначальник должен прилежно смотреть, оказала
ли она надлежащий плод, и когда убедится, что оказала, то может уйти домой; когда же увидит, что плода нет, то обязан, нимало
не медля, приступить к мерам последующим.
Но, с другой стороны, если с просвещением фаталистически сопряжены экзекуции, то
не требует
ли благоразумие, чтоб даже и в
таком, очевидно, полезном деле допускались краткие часы для отдохновения?
Поэтому почти наверное можно утверждать, что он любил амуры для амуров и был ценителем женских атуров [Ату́ры (франц.) — всевозможные украшения женского наряда.] просто, без всяких политических целей; выдумал же эти последние лишь для ограждения себя перед начальством, которое, несмотря на свой несомненный либерализм, все-таки
не упускало от времени до времени спрашивать:
не пора
ли начать войну?
Отписав
таким образом, бригадир сел у окошечка и стал поджидать,
не послышится
ли откуда:"ту-ру! ту-ру!"Но в то же время с гражданами был приветлив и обходителен,
так что даже едва совсем
не обворожил их своими ласками.
В конце июля полили бесполезные дожди, а в августе людишки начали помирать, потому что все, что было, приели. Придумывали, какую
такую пищу стряпать, от которой была бы сытость; мешали муку с ржаной резкой, но сытости
не было; пробовали,
не будет
ли лучше с толченой сосновой корой, но и тут настоящей сытости
не добились.
Предместник его, капитан Негодяев, хотя и
не обладал
так называемым"сущим"злонравием, но считал себя человеком убеждения (летописец везде вместо слова"убеждения"ставит слово"норов") и в этом качестве постоянно испытывал, достаточно
ли глуповцы тверды в бедствиях.
— Сам
ли ты зловредную оную книгу сочинил? а ежели
не сам, то кто тот заведомый вор и сущий разбойник, который таковое злодейство учинил? и как ты с тем вором знакомство свел? и от него
ли ту книжицу получил? и ежели от него, то зачем, кому следует, о том
не объявил, но, забыв совесть, распутству его потакал и подражал? —
так начал Грустилов свой допрос Линкину.
—
Не знаешь
ли, любезный рукосуюшко, где бы нам
такого князя сыскать, чтобы
не было его в свете глупее? — взмолились головотяпы.
Если факты, до
такой степени диковинные,
не возбуждают ни в ком недоверия, то можно
ли удивляться превращению столь обыкновенному, как то, которое случилось с Грустиловым?
— Впрочем, — нахмурившись сказал Сергей Иванович,
не любивший противоречий и в особенности
таких, которые беспрестанно перескакивали с одного на другое и без всякой связи вводили новые доводы,
так что нельзя было знать, на что отвечать, — впрочем,
не в том дело. Позволь. Признаешь
ли ты, что образование есть благо для народа?
Сняв венцы с голов их, священник прочел последнюю молитву и поздравил молодых. Левин взглянул на Кити, и никогда он
не видал ее до сих пор
такою. Она была прелестна тем новым сиянием счастия, которое было на ее лице. Левину хотелось сказать ей что-нибудь, но он
не знал, кончилось
ли. Священник вывел его из затруднения. Он улыбнулся своим добрым ртом и тихо сказал: «поцелуйте жену, и вы поцелуйте мужа» и взял у них из рук свечи.
— Ах, какой вздор! — продолжала Анна,
не видя мужа. — Да дайте мне ее, девочку, дайте! Он еще
не приехал. Вы оттого говорите, что
не простит, что вы
не знаете его. Никто
не знал. Одна я, и то мне тяжело стало. Его глаза, надо знать, у Сережи точно
такие же, и я их видеть
не могу от этого. Дали
ли Сереже обедать? Ведь я знаю, все забудут. Он бы
не забыл. Надо Сережу перевести в угольную и Mariette попросить с ним лечь.
Вронский понял по ее взгляду, что она
не знала, в каких отношениях он хочет быть с Голенищевым, и что она боится,
так ли она вела себя, как он бы хотел.
— Вот отлично! Непременно съезжу к ним, — сказал Левин. — А то поедем вместе. Она
такая славная.
Не правда
ли?
Казалось, ему надо бы понимать, что свет закрыт для него с Анной; но теперь в голове его родились какие-то неясные соображения, что
так было только в старину, а что теперь, при быстром прогрессе (он незаметно для себя теперь был сторонником всякого прогресса), что теперь взгляд общества изменился и что вопрос о том, будут
ли они приняты в общество, еще
не решен.
— Нет, всё-таки весело. Вы видели? — говорил Васенька Весловский, неловко влезая на катки с ружьем и чибисом в руках. — Как я славно убил этого!
Не правда
ли? Ну, скоро
ли мы приедем на настоящее?
—
Так и есть! Левин, наконец! — проговорил он с дружескою, насмешливою улыбкой, оглядывая подходившего к нему Левина. — Как это ты
не побрезгал найти меня в этом вертепе? — сказал Степан Аркадьич,
не довольствуясь пожатием руки и целуя своего приятеля. — Давно
ли?
— Я очень рад, поедем. А вы охотились уже нынешний год? — сказал Левин Весловскому, внимательно оглядывая его ногу, но с притворною приятностью, которую
так знала в нем Кити и которая
так не шла ему. — Дупелей
не знаю найдем
ли, а бекасов много. Только надо ехать рано. Вы
не устанете? Ты
не устал, Стива?
— Да нет, нисколько, и
не за что. Я рад, что мы объяснились. А знаешь, утренняя тяга бывает хороша.
Не поехать
ли? Я бы
так и
не спал, а прямо с тяги на станцию.
Кроме того, хотя он долго жил в самых близких отношениях к мужикам как хозяин и посредник, а главное, как советчик (мужики верили ему и ходили верст за сорок к нему советоваться), он
не имел никакого определенного суждения о народе, и на вопрос, знает
ли он народ, был бы в
таком же затруднении ответить, как на вопрос, любит
ли он народ.
— Ах, как я рада вас видеть! — сказала она, подходя к ней. — Я вчера на скачках только что хотела дойти до вас, а вы уехали. Мне
так хотелось видеть вас именно вчера.
Не правда
ли, это было ужасно? — сказала она, глядя на Анну своим взглядом, открывавшим, казалось, всю душу.
— Да, да, — отвернувшись и глядя в открытое окно, сказала Анна. — Но я
не была виновата. И кто виноват? Что
такое виноват? Разве могло быть иначе? Ну, как ты думаешь? Могло
ли быть, чтобы ты
не была жена Стивы?
Чувствуя, что примирение было полное, Анна с утра оживленно принялась за приготовление к отъезду. Хотя и
не было решено, едут
ли они в понедельник или во вторник,
так как оба вчера уступали один другому, Анна деятельно приготавливалась к отъезду, чувствуя себя теперь совершенно равнодушной к тому, что они уедут днем раньше или позже. Она стояла в своей комнате над открытым сундуком, отбирая вещи, когда он, уже одетый, раньше обыкновенного вошел к ней.
— Да, но ты
не забудь, чтò ты и чтò я… И кроме того, — прибавила Анна, несмотря на богатство своих доводов и на бедность доводов Долли, как будто всё-таки сознаваясь, что это нехорошо, — ты
не забудь главное, что я теперь нахожусь
не в том положении, как ты. Для тебя вопрос: желаешь
ли ты
не иметь более детей, а для меня: желаю
ли иметь я их. И это большая разница. Понимаешь, что я
не могу этого желать в моем положении.
Так что, кроме главного вопроса, Левина мучали еще другие вопросы: искренни
ли эти люди?
не притворяются
ли они? или
не иначе
ли как-нибудь, яснее, чем он, понимают они те ответы, которые дает наука на занимающие его вопросы?